Неточные совпадения
Захотел ли он скрыть от самых
стен, что
у него происходило на лице, по другой ли какой причине, только он
встал, отстегнул тяжелые занавески окон и опять бросился на диван.
Ему показалось, что он принял твердое решение, и это несколько успокоило его.
Встал, выпил еще стакан холодной, шипучей воды. Закурил другую папиросу, остановился
у окна. Внизу, по маленькой площади, ограниченной
стенами домов, освещенной неяркими пятнами желтых огней, скользили, точно в жидком жире, мелкие темные люди.
Самгин
встал у косяка витрины, глядя направо; он видел, что монархисты двигаются быстро, во всю ширину улицы, они как бы скользят по наклонной плоскости, и в их движении есть что-то слепое, они, всей массой, качаются со стороны на сторону, толкают
стены домов, заборы, наполняя улицу воем, и вой звучит по-зимнему — зло и скучно.
Самгин почувствовал, что он теряет сознание,
встал, упираясь руками в
стену, шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая пыль набилась в них. Он зажег спичку, увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги были мягкие, точно
у пьяного.
Он легко, к своему удивлению,
встал на ноги, пошатываясь, держась за
стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся
у себя в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце в эмалированный таз.
Дмитрий Федорович
встал, в волнении шагнул шаг и другой, вынул платок, обтер со лба пот, затем сел опять, но не на то место, где прежде сидел, а на другое, на скамью напротив,
у другой
стены, так что Алеша должен был совсем к нему повернуться.
Конечно,
у Лотоцкого были, по — видимому, некоторые прирожденные странности, которые шли навстречу влиянию отупляющей рутины. На других это сказывалось не так полно и не так ярко, но все же, когда теперь в моей памяти
встает бесконечная вереница часов, проведенных в
стенах гимназии, то мне кажется, что напряженная тишина этих часов то и дело оглашается маниаческими выкрикиваниями желто — красного попугая…
Мать
встала рядом с Павлом
у стены, сложила руки на груди, как это сделал он, и тоже смотрела на офицера.
У нее вздрагивало под коленями и глаза застилал сухой туман.
Чтобы выполнить предписание доктора, я нарочно выбрал путь не по гипотенузе, а по двум катетам. И вот уже второй катет: круговая дорога
у подножия Зеленой
Стены. Из необозримого зеленого океана за
Стеной катился на меня дикий вал из корней, цветов, сучьев, листьев —
встал на дыбы — сейчас захлестнет меня, и из человека — тончайшего и тончайшего из механизмов — я превращусь…
Едва кончилось вешанье штор, как из темных кладовых полезла на свет божий всякая другая галантерейщина, на
стенах появились картины за картинами,
встал у камина роскошнейший экран, на самой доске камина поместились черные мраморные часы со звездным маятником, столы покрылись новыми, дорогими салфетками; лампы, фарфор, бронза, куколки и всякие безделушки усеяли все места спальни и гостиной, где только было их ткнуть и приставить.
Кожемякин
встал на ноги; ему казалось, что все чего-то ждут: из окна торчало жёлтое лицо кухарки, удлинённое зобом; поставив фонарь к ногам, стоял в светлом круге Фока, а
у стены — Шакир, точно гвоздями пришитый.
Лунёв тоже
встал у дверей, прислонясь спиной к
стене.
Когда, наконец,
у него не стало больше терпения лежать одиноко в маленькой комнатке, сквозь доски
стен которой просачивались мутные и пахучие звуки из трактира, он
встал и пошёл гулять.
И вот, когда наступила ночь и луна поднялась над Силоамом, перемешав синюю белизну его домов с черной синевой теней и с матовой зеленью деревьев,
встала Суламифь с своего бедного ложа из козьей шерсти и прислушалась. Все было тихо в доме. Сестра ровно дышала
у стены, на полу. Только снаружи, в придорожных кустах, сухо и страстно кричали цикады, и кровь толчками шумела в ушах. Решетка окна, вырисованная лунным светом, четко и косо лежала на полу.
Так говорит она самой себе и легкими, послушными шагами бежит по дороге к городу.
У Навозных ворот около
стены сидят и дремлют в утренней прохладе двое сторожей, обходивших ночью город. Они просыпаются и смотрят с удивлением на бегущую девушку. Младший из них
встает и загораживает ей дорогу распростертыми руками.
Через несколько мгновений Кругликов поднялся с полу, и тотчас же мои глаза встретились с его глазами. Я невольно отвернулся. Во взгляде Кругликова было что-то до такой степени жалкое, что
у меня сжалось сердце, — так смотрят только
у нас на Руси!.. Он
встал, отошел к
стене и, прислонясь плечом, закрыл лицо руками. Фигура опять была вчерашняя, только еще более убитая, приниженная и жалкая.
Она
встала, снесла чулки к печке, повесила их на отдушник. Какой-то особенный был отдушник. Она повертела его и потом, легко ступая босыми ногами, вернулась на койку и опять села на нее с ногами. За
стеной совсем затихло. Она посмотрела на крошечные часы, висевшие
у нее на шее. Было два часа. «Наши должны подъехать около трех». Оставалось не больше часа.
Часть столовой — скучный угол со старинными часами на
стене. Солидный буфет и большой стол, уходящий наполовину за пределы сцены. Широкая арка, занавешенная тёмной драпировкой, отделяет столовую от гостиной; гостиная глубже столовой, тесно заставлена старой мебелью. В правом углу горит небольшая электрическая лампа; под нею на кушетке Вера с книгой в руках. Между стульев ходит Пётр, точно ищет чего-то. В глубине
у окна Любовь, она
встала коленями на стул, держится за спинку и смотрит в окно.
Встав, он застонал… от стона его потряслись
стены храма,
у зрителей
встали волосы дыбом…